«Хуже, чем было в 90-х». Легендарный вратарь дал оценку положению дел в «Торпедо»

Легендарный вратарь «Торпедо» 80-х, чей свитер поднят под своды Дворца спорта им. Б. Александрова Виктор Набоков, дал оценку положению дел в его родном клубе.

— За долгие годы вы наверняка становились свидетелями кризисных для «Торпедо» моментов. Всё-таки и из Высшей лиги СССР команда вылетала, и в 90-е годы клуб выживал, как мог. Можно ли с каким-то из таких моментов сравнить то, что сейчас происходит в клубе?
— Если говорить о 90-х, то команда тогда была брошена на произвол судьбы. Было сильно тяжело. Спасибо Злотникову, Трегубову и всему городу за то, что сильно помогли и не бросили команду. Тот момент был переломным. В 1993-94 г. г., как и сейчас, мы могли остаться без игр в российском чемпионате. А если мы теряем Россию, то играть было бы просто не с кем. В Казахстане тогда распалась даже команда в Караганде! И мы ходили, унижались всячески, чтобы нас взяли в Чемпионат России, проходили по всем каналам, начиная от самых низов и заканчивая Президентом страны! Как-то выживать тогда надо было. И сейчас, когда всё уже построено, всё работает: есть Чемпионат Казахстана, две команды играют в Чемпионате России ВХЛ и соперничают друг с другом, когда в пример можно поставить Астану, у нас начинаются движения в пользу того, чтобы выйти из российского первенства! Это просто казус какой-то! Это в корне неправильно. Наш город — хоккейный, и играем мы для болельщиков. Сейчас аргументы в пользу выхода из ВХЛ: болельщики не ходят на матчи. Да и не будут ходить, потому что своих нет в команде! А своих мы просто-напросто убираем. Я считаю, это неправильный менеджмент. У руководства клуба нет никакой связи с болельщиками. Вся наша хоккейная инфраструктура работает только для того, чтобы болельщик пришёл и порадовался. А радоваться особо и нечему. Высокие цели перед командами у нас ставились всегда. Но добиваться их нужно не тем, что всех своих разогнали, собрали команду, чтобы через год снова всех разогнать. Команда строится 3-5 лет, но только при хорошем менеджменте с сохранением костяка. А так — я даже не могу понять, откуда эти разговоры о том, чтобы разогнать команду. Не лучше ли «разогнать» того человека, который в этом виноват?

— То есть, вы считаете, что нынешние проблемы «Торпедо» заключаются в слабом первом руководителе клуба?
— В том числе и в этом. Очень слабый руководитель.

— Что именно делает Николая Проскурина слабым руководителем?
— Непонимание хоккея в частности и спорта вообще. Хотя сам себя он называет Профессионалом именно с большой буквы. Но при этом делает вещи непрофессиональные, и, моё мнение, это ни в какие рамки не лезет. Ни то, как он ведёт себя с клубом, ни трансферные решения: кого берём, зачем берём. Кто-то у него всё время виноват, хотя руководитель — он. То Можанов виноват, то Головатюк. Сколько я ни работал в спорте, всё всегда решают первые руководители! А когда слышишь: «Ты приди и сделай», становится просто смешно. Весь Казахстан над ним смеётся. Руководитель же ты!

— Николай Абрамович любит рассказывать о том, как к нему пришла группа ветеранов, когда он только-только приступил к своим обязанностям. Тогда он, якобы, всем расставил задачи, а ветераны начали спешно отказываться, испугавшись работы. Вы были в составе той ветеранской делегации?
— Да, я присутствовал при этом разговоре. Только всё это произносил другой человек — Даниал Ахметов. Когда мы были у акима, Даниал Кенжетаевич сказал: «Вы должны помочь развитию хоккея. Если не ветераны, то кто?» И нас эта встреча очень сильно окрылила. Нас, ветеранов, тогда было человек 6-8, мы, наконец-то, увидели человека, который сильно заинтересован в хоккее. Я с Ахметовым общался дважды. Он тогда сказал мне, что я будут отвечать за тот-то участок работы, Межебицкий — за свой, остальные — за свои. Когда я это услышал, я поверил ему! Я верил, что можно будет поднять хоккей до того уровня, который был в 80-х годах, когда людей во Дворце Спорта было столько, что войти нельзя было! Тогда у меня были какие-то полномочия, я собрал ребят на трибунах и сказал: «Давайте забудем всё, и, засучив рукава, начнём работать». Все вдохновились. Проскурин тогда сказал: «Идите и работайте, всё будет нормально». Но вот прошло уже четыре сезона, и где это самое «нормально»? Обещанной зарплаты мы тогда не увидели вообще. Значит, надо было думать о том, как финансировать, а потом забирать школу себе, чтобы не было периода, когда школа была ничьей. Был такой тренер — Роман Медведев, так ему семью кормить было нечем. Хотя человек работал с большим энтузиазмом. Во вратарском деле он работал просто с фанатизмом. Но здесь он оказался никому не нужен. Ходил я к Немчинову, просил взять его в первую команду для работы с вратарями, отправить его в школу тренеров. Но никто даже пальцем не пошевелил! В итоге Роман уехал в Питер, где является ведущим специалистом и работает при СКА! И зарплата у него очень достойная.

— С Николаем Абрамовичем вы лично общались о проблемах...
— Два раза он нас принимал, но как такового разговора у нас не получалось. Не получалось общения. Мы с ним в последний раз разругались, когда он всех ветеранов выгнал. К нему приходили поочерёдно, в том числе и я, он тогда сказал: «Вы не бедные, купите билет»! Да, мы — не бедные, это правда. Но дело-то не в билете. Я здесь полвека пробыл, и кто-то будет о меня ноги вытирать? Нет!

— Какое первое впечатление произвёл на вас Проскурин?
— Вы знаете, первый раз, когда я его увидел, мне показалось, что он достойный, грамотный человек, который умеет самое главное — считать деньги! Но я разочаровался, если честно. На хоккей никто не ходит, но не из-за билета, а из-за отношения.

— В какой именно момент вы разочаровались?
— Ой, где-то два года назад, когда ещё был Немчинов, я с ним общался. Он — хороший специалист. Но с Николаем Абрамовичем у них были трения, как я понял. Он многое понимал, и понимал, что нужно делать, потому что это было правильно. Но он этого не делал, потому что знал, что у нас это не пройдёт. Вскоре после нашей с Немчиновым беседы, его освободили от занимаемой должности. После этого я ни с ним, ни с Проскуриным не разговаривал.

— Видите ли вы связь между уходом Немчинова и снижением результатов команды в последние два сезона?
— Какая-то зависимость, конечно, есть. Всё-таки игроков набирал он, а после ухода Сергея ушли многие интересные игроки. Я, вообще, не понимаю, как можно было убрать из команды Максима Беляева. Он на тот момент был одним из лучших центральных нападающих! Слышал я о том, почему его убрали — он, как капитан, пошёл решить некоторые вопросы с начальством. За это его и убрали. Нонсенс!

— Что, на ваш взгляд, можно сделать, чтобы выйти из той ситуации, которая сложилась?
— Ой-ой-ой! Очень сложный вопрос вы задаёте. Мы сейчас стоим на обоих коленях, и чтобы нас с них поднять, нужно поднимать всю структуру. А как это сделать? Лично я не знаю. И, по-моему, никто не знает. Потому что Проскурин никому не даёт свободу слова, и всё идёт через него. Я так понимаю, что сейчас Ахметову просто некогда заниматься хоккеем. Действительно некогда. И он резко отошёл. Я считаю большой ошибкой вывод команды в МХЛ А. Мы ведь когда в МХЛ-Б играли, занимали последнее место. Так ребята бы там поиграли, встали бы с колен, потом бы пошли дальше. Но у нас убирают из состава своих воспитанников, привозят игроков таких же, если не хуже. А зачем? Они нам не помощники. А своих распускаем, и многие закончили с хоккеем. Денег много, а ничего нет.

— Лично для вас непопадание «Торпедо» в плей-офф нынешнего сезона стало сюрпризом?
— Огромным сюрпризом! На чемпионство я, конечно, не рассчитывал. У нас с Фахрутдиновым товарищеские отношения, я с ним разговаривал, и он считал, что собрал хорошую команду. Но я чувствовал, что в душе он понимал, что ни о каком первом месте и речи быть не может. Ещё тогда он говорил о том, что ему не хватает хорошего центрфорварда, пары защитников и не знал, что делать с вратарями. А почему отпустили Смирягина? Он-то нас выручал, был настоящим профессионалом! Ответа нет.

— Василий Васильевич Васильченко в интервью нашему порталу дал крайне негативную оценку нынешнему положению дел в хоккейной школе...
— Хотел бы ещё сказать про Васильченко, который 43 года отработал в школе. Плохо или хорошо — решать не нам. Но он сделал два хороших выпуска. Проводили бы его на пенсию достойно! По-человечески. Плохого для нашего хоккея он ничего не сделал, только хорошее. И когда мне сейчас говорят, что от него исходит негатив, я отвечаю, что это не его негатив, а ваш! Если вы о таком развитии дел знаете, и ничего не делаете, то это — ваши нюансы! А Васильченко прав в вопросе о методике. Это не та методика, что нам нужно. Это видно! Она реально устарела, а методистами работают люди пенсионного возраста. А хоккей вырос ого как! Методисты же, и конкретно Вадим Алексеевич Куликов, остались в 70-х. Куликов — хороший человек, но как методист он уже в прошлом. Методист — это передовик, который должен вносить новшество в хоккей. А что Вадим Алексеевич может ввести нового? Я не могу вспомнить ничего хорошего, что бы за два года сделал Куликов.

— В 90-х годах в нашем хоккее совершенно не было денег. Но был хоккей. Что было у нас тогда, что позволило удержать игру на плаву, и чего нет сейчас, когда мы теряем хоккей при огромных финансовых вливаниях?
— У нас был очень хороший руководитель Валерий Николаевич Шалыгин. Он и тренер был от Бога, и президентом клуба был от Бога. Он из Дворца спорта просто не уходил. Он старался всех объединить, создать тренерский костяк: Домрачев, Фролов, Копцов, Мелихов, Васильченко и так далее. Был молодой Шаянов, которому помогали все. И Валерий Николаевич не чурался всех выслушивать. То же самое сохранилось и при Трегубове. У нас был тренерский совет, на котором мы решали все вопросы. Все стояли друг за друга, тренеры общались между собой в любое время суток и по любым вопросам. Взаимовыручка была на высшем уровне. Слабым звеном у нас был Николай Мышагин, но и он работал. Недолго, правда.

— На ваш взгляд, какой из кризисов опаснее для будущего команды: который был в 90-е, или же тот, что разразился сейчас?
— Сейчас гораздо опаснее. Однозначно. У нас начало заниматься намного меньше детей. Я не знаю, как вообще можно было просто думать о том, чтобы брать деньги с ребят, которые только пришли знакомиться с хоккеем. Ещё неизвестно, понравится ли ему хоккей, а с него уже берут деньги! Для кого-то 10 тысяч — много, для кого-то нет. Но я не понимаю этого. Как не понимал и того, когда начали вдруг ставить забор вокруг Дворца спорта. Нигде в мире, где я был, ни один спортивный объект не огорожен. Всё сделано для того, чтобы человек проявил интерес и пришёл. Только в постсоветском пространстве спорт отгораживают от народа. В 2000-х был момент, когда родителей, дедушек и бабушек, заставляли платить за посещение тренировок. Тоже я этого не понимал.

— Если бы в тот момент была плата эквивалентная нынешним 10 000 тенге, вы бы Женьку отдали в хоккей?
— Мы — хоккеисты, поэтому отдали бы при любых раскладах. А вот другие — вряд ли!