Верный хоккею

Для любого из нас важно, что о нем думают другие, каким словом — добрым или злым — поминают, какую память мы оставили при жизни и что о нас будут думать после. Чем заслуживают всеобщее признание, уважения и почет? Преданностью своему делу, хорошим отношением к людям и главное — неравнодушием. Всему этому Вадим Куликов соответствует на все сто процентов. Потому-то через два дня его и поздравит огромное количество народу, поздравит искренне и от души.

С Вадимом Алексеевичем мы общались три часа, и ни минуты нам не было скучно. Куликов — прирожденный рассказчик, умеющий тонко и точно передать всю суть. В разговоре он очень эмоционален, его речь сочна, а взгляд искренен. Даже в праздничном интервью, даже вспоминая все лучшее, даже подводя итоги своей бурной и очень непростой жизни, наш собеседник поднял пласт проблем, касающихся отечественного хоккея. По-другому он не может, ибо Куликов из тех, кто борется за ИДЕЮ. За это он много раз получал по шапке, получал и снова шел вперед. Но про эти проблемы мы не скажем, ибо даже самым стойким надоедает стучаться головой о стенку…

Сибирь — родина талантов

Вадим Куликов появился на свет в Новосибирске. В детстве и отрочестве тогда ещё Вадик был классическим олицетворением тогдашнего послевоенного советского поколения: сильный и резкий пацан. Хулиганистый, но честный.
— Отец у меня был здоровый мужик, работал на военном заводе, — начал Куликов. — Я рос самой настоящей шпаной, и неизвестно, кем бы стал, если бы не хоккей. В моей среде нельзя было раззевать «варежку», иначе сразу получил бы в нос. А не драться было невозможно, в обратном случае тебя затоптали бы. Наша квартира находилась в квартале от стадиона «Спартак», где в хоккей играло местное «Динамо». Новосибирск — город трудяг, которые после работы шли на хоккей. У нас же, пацанов, денег на билеты, естественно, не было, и мы, чтобы насладиться матчем, перелезали через забор (знали там все дырки) и висели на столбах. Никаких ледовых дворцов тогда и близко не было, в хоккей играли на футбольных стадионах, заливали лед и играли. Клюшки тогда были деревянными и часто ломались. Для нас урвать сломанную клюшку, которую игрок выкидывал прямо во время матча, было большим счастьем, мы к ней мчались как угорелые. Помню, как на нашем стадионе играл Бобров, который всегда надевал белые краги и белый шлем. Он был словно змея, всегда убирал под себя клюшку, пользуясь преимуществом своего длинного тела. Увлечение хоккеем было невероятным. Когда сборная СССР впервые принимала участие на чемпионате мира, мы с отцом в пять утра сидели около радиоприемника и жадно ловили каждое слово. Наверное, в то время у меня и зародилась эта любовь к хоккею.

И вот я стал им усилено заниматься. Тогда таких понятий, как спортивная школа, отделение хоккея, и близко не было, мы тренировались на льду замерзшей реки Обь, пользовались самым примитивным инвентарем. О технико-тактических уроках и речи не шло. Никто нас не учил катанию на коньках, мы сами все постигали. Занятия хоккеем совмещал с работой на заводе, куда я пришел в 15 лет. Рабочий день начинался в полвосьмого, вставать приходилось без десяти шесть утра. Встал, положил между двумя кусками хлеба маргарин, и на завод. А ехать надо было целый час на морозе, в насквозь продуваемом и битком набитом трамвае. Представляете, какой отдушиной для меня был хоккей?

Новосибирское «Динамо» тогда выступало в классе, А среди 12 лучших команд СССР. Динамовцев называли «боярами», ведь они ходили в полушубках и офицерских папахах. В классе Б играли ещё три коллектива из Новосибирска, одним из которых был «Химик». Туда меня пригласил чиновник спортивного общества «Химик», по-моему, его фамилия была Яблочкин. Он приметил меня, когда ещё работал в спортивном обществе «Спартак».

«Динамо» позже объединили с «Химиком», и нас, молодых игроков, надо было куда-то девать. И вот в ноябре 1962-го я со своим товарищем Эдькой Петровским уехал в Усть-Каменогорск, куда нас пригласил тренер местной команды Адик Борисович Алешкович. Большим хоккеем в Усть-Каменогорске ещё и не пахло, местная заводская команда выступала в региональных первенствах. Для того чтобы в Устинке возникла уникальная хоккейная школа, понадобился массовый приезд игроков извне. Сумев собрать сильный коллектив из молодых хоккеистов, Адик Борисович создал классную команду.

Значительно улучшились мои бытовые условия. Официально я числился аппаратчиком на заводе, получал 148 рублей в месяц, меня устроили в общежитие для молодых специалистов, где каждый день мог мыться горячей водой и слушать радио. Мне казалось, что я попал в Чикаго, даже не представлял, что так вообще можно жить. (Смеется.)

Как закалялась сталь

Хотя до начала 60-х годов в Казахстане, по сути, хоккея не было, но великая ледовая игра очень быстро прижилась у нас, особенно в Усть-Каменогорске. Местная заводская команда за какие-то несколько лет сделала огромный шаг вперед, местные болельщики сразу же полюбили хоккей. «Торпедо» уже вступило на тропу, которая со временем приведет к статусу клуба, имеющего состав с самым большим процентом доморощенных игроков. Молодой Вадим Куликов со своими одноклубниками был первым, кто «закалял» эту сталь.

— Первоначально мы выступали в первенстве Казахстана, — продолжает Вадим Алексеевич. — Боже мой, что тогда было! В Семипалатинске играли на открытой площадке, залитой прямо в степи, в Темиртау, стоявшие за ограждением зрители плевали прямо в игроков, которые оказывались у бортиков. Ни трибун, ничего. В республиканском первенстве мы выступали недолго, «обули» всех своих соперников. За победы в чемпионате Казахстана нам дали почетные грамоты и часы марки «Полет». Затем играли в первенстве России в классе Б, где сразу же стали победителями и вышли в класс А. Финал первенства проходил в Кургане, в нем принимало участие около десятка команд. На нас показывали пальцами, издевательски переспрашивали: «Где ваш Усть-Каменогорск? Покажите его на карте». В принципе смеяться было над чем, ведь мы номера на свитерах писали мелом. Но когда начались игры, мы им всем дали прикурить, обыграли всех противников. Нас зауважали, за километр бежали здороваться: «Салам аллейкум!». Вот тогда я и получил этот приз (показывает кубок, данный лучшему защитнику финала первенства России). Таких трофеев у меня много.

«Торпедо» со временем улучшалось, приходили новые игроки, и уже через четыре года, в 1966 году, мы принимали участие в переходных играх за выход в высшую лигу! И в элиту советского хоккея мы не вышли только потому, что нас «зарубили» судьи, ведь Дворец спорта в Усть-Каменогорске построили только в 1970 году, а попробуй выйди мы в высшую лигу в 66-м, где бы мы играли против чемпионов Союза из ЦСКА. Вначале команде не позволили занять первое место в регулярном чемпионате, дающее право прямого выхода в высший дивизион, а затем «придушили» в переходном турнире.

За четыре года лишь бычок вырастает, на строительство команды нужно десять лет. А нам хватило 4 сезона. Развить за 4 года заводскую команду в клуб уровня высшей лиги — это уникальное, не имеющее аналогов событие.

Усть-каменогорские болельщики нас очень любили. Что тут говорить, если на тренировки приходили 1500 зрителей. А если тебя любят, ты на это должен отвечать, я так считаю. Как и многие ребята моего поколения, я никогда не был жадным до денег, мы играли не за средства и блага, а за своего болельщика. Он пашет на заводе, я на площадке. Порядки в команде были такие: да два дня до матча все собирались на базе, которая располагалась в подтрибунном помещении стадиона. И попробуй только не прийти! Тренер Баулин решал так, если кто не пришел на сборы, значит, он предал команду, а предал команду — иди на все четыре стороны, ибо ты можешь предать и на льду. Мы на «зубах» вырывали свои победы, били единым кулаком. Только посмей побояться пойти в стык, не принять шайбу на грудь, сами одноклубники голову оторвали бы. Вот так начиналось «Торпедо».

Моими партнерами по обороне в «Торпедо» были Вовка Жирнов, Коля Закарлюкин, а потом Женька Паладьев. Лучше всего мне игралось с Женькой. Помню, как Баулин вызвав меня, поручил мне опекать его, и не только в спортивном плане. Паладьев был атакущим оборонцем, забил немало голов. По правилам тактики хоккея вперед можно лезть только в том случае, когда сзади у тебя все закрыто. А закрывал я. Если бы Куликов хоть раз поддержал атакующий почин Паладьева, то нам тут же забили бы гол. У нас с Женей была потрясающая сыгранность, мы понимали друг друга одним кивком головы.

В те годы ещё не проводились молодежные чемпионаты мира, на международной арене участвовала только взрослая сборная СССР, это 22 лучших хоккеиста страны. А отборных игроков до 20 лет собирали на турнире, посвященном 9 Мая. Среди них был и я. В этом турнире участвовали сборные команды Западной, Восточной, Центральной зон и три клуба из чемпионата. По итогам турнира Победы создавали своего рода молодежную сборную СССР. Я в этой команде играл в течение двух лет подряд, выступал бы и на международном уровне, если бы существовали соревнования. Но их не было, первое первенство планеты среди молодежи прошло только в 1968 году.

Трижды расформированный «Енбек»

Опытного, обросшего «мясом» Куликова стали звать в различные клубы Советского Союза: «Химик», «Спартак», «Динамо». Вадим отвергает все предложения и уезжает в Алма-Ату, где к этому моменту была создана команда мастеров «Енбек» (первое название — «Автомобилист»). Это был ключевой момент в карьере Куликова, прими он предложения других клубов, то его дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому, в той же Москве он мог сделать такую же карьеру, как и его бывший одноклубник Евгений Паладьев. Но судьбы «Енбека» и Вадима Куликова тесно и, как оказалось впоследствии, навсегда переплелись. Алматинская хоккейная команда будет создаваться трижды. Три раза в её состав будет приходить Куликов.

— Я уже привык к нашему менталитету, и мне казалось, что клуб из столицы Казахстана со временем станет сильной командой, — продолжает Вадим Куликов. — Заинтересованность руководителя какой-либо отрасли или ведомства в отдельно взятом виде спорта оказывала большое влияние на его развитие. Заядлым хоккейным болельщиком в Алма-Ате был бывший устькаменогорец, замминистра сельского строительства республики Сергей Иванович Панкратенков. Команду создавали при его активном участии. Он отвоевал нам землю, построил здание, баню, у него были другие планы по развитию. Алма-атинский клуб был прогрессирующей командой, который доходил до? финала Кубка СССР. Но вот в 1974 году Сергей Иванович уехал на два месяца в Высшую партшколу в Москву, а кода приехал, нас уже закрыли.

Я вернулся в «Торпедо», и один год был играющим тренером. Меня вначале звали главным тренером, но когда я приехал, «Торпедо» уже принял омский наставник Марк Судат. Мы с ним не нашли общего языка, и я подался в Алма-Ату, стал заниматься с детьми в спортивной школе № 6, где директором работала замечательная женщина — Нина Васильевна Торгунская. Был судьей на «Золотой шайбе» (Всесоюзный детский турнир, аналог футбольного «Кожаного мяча»).
Меня время от времени спрашивают, почему я не посвятил себя серьезной тренерской работе, не уехал в ту же Москву? Но чтобы стать классным наставником, надо полностью посвятить себя этому делу. А я по семейным обстоятельствам не смог этого делать, не был свободен в своих решениях и выборах.

Когда я уже проработал два с половиной года в школе, ко мне приехал тренер из Петропавловска Толик Чагадаев, который сказал, что в этом сезоне петропавловский клуб допустили во вторую группу класса, А и что он хочет видеть меня своим помощником, мол, меня посоветовали ему в самой Москве. Я ему честно ответил, что последние три года большим хоккеем не занимаюсь, работаю с детьми. Но он очень хотел, чтобы я согласился.

Команда в Петропавловске была хорошая, хотя игроки и не решали больших задач, но они по-спортивному были грамотными ребятами, а с такими всегда интересно работать. Как-то в коллективе был дефицит защитников, и Чагадаев предложил мне выйти на лед. Через два месяца я уже всех по бортам «развешивал», сам себе удивлялся, ведь я был далеко не молод. Начальство города очень сильно поддерживало хоккей. А ведь сейчас не верится, что в Петропавловске когда-то был хоккей. Как и в целом ряде других казахстанских городов…

Через два года я вернулся в Алма-Ату. И вдруг в 1979 году меня вызывают в спорткомитет и показывают бумагу, где за подписью секретаря ЦК республики Камалиденова было сказано: «Вновь создать в Алма-Ате хоккейную команду «Енбек». Клуб передали под крыло Министерства монтажного и специального строительства республики. Я был назначен начальником команды, начал заниматься тем, чего раньше никогда не делал, организационной работой. За неделю научился работать на печатной машинке. Смету «Енбека» копировал со сметы «Кайрата». У нас на все про все было 4 месяца. Игроков я набирал в школе усть-каменогорского «Торпедо». Через два года, когда «Енбек» уже выступал в первой группе класса, А, это было отличная команда, и после второго расформирования (1984 год) «Енбека» все его игроки устроились в клубах высшей лиги. Но я ушел из клуба ещё двумя годами ранее. В силу своего неуемного характера хотел выбить для «Енбека» лучшие условия…

В 1999-м клуб создали в третий раз, и я опять в него поверил, работал главным тренером. Ну, а в 2006-м уже окончательно ушел из команды. Я много говорил о проблемах «Енбека», сейчас же скажу одно: Алматы заслуживает большого хоккея и солидного клуба.

Единственный в стране

— Наверное, я чего-то достиг в казахстанском хоккее, оставил в его летописи свою строчку, — заканчивает наш герой. — Я единственный хоккеист, отыгравший в классе, А за казахстанские клубы 17 лет. Главный тренер воскресенского «Химика» Николай Эпштейн, умный был мужик, говорил следующее: «Кто больше достоин звания заслуженного мастера спорта — человек, которому один раз посчастливилось попасть в сборную СССР и стать с ней чемпионом мира, или человек, всю жизнь посвятивший себя спорту? Конечно, второй». Он приводил не мой пример, а капитана новокузнецкой команды Алика Короленко, которого в сборную СССР не вызывали только потому, что в главную команду страны брали из клубов высшей лиги, где Новокузнецк не выступал.

Мое поколение было чище, не так беспокоилось о деньгах. Да, материальное благополучие важно, однако нельзя терять духовное, без него человек не человек. Помню, когда в Усть-Каменогорске мы выходили на лед и вся до отказа забитая 8-тысчяная «коробка» как один выкрикивала: «Хо!», нас не надо было подгонять, нам как будто всаживали 33 укола.

Преданный игре

О Вадиме Куликове расскажут его одноклубники и тренеры по «Торпедо».

Экс-защитник, трехкратный чемпион мира, участник Суперсерии-1972 СССР — Канада, проживает в Москве, Евгений Паладьев:
— Тем, кем я стал, на 95 процентов обязан Вадику. Если бы не он, то неизвестно, как вообще сложилась бы моя жизнь. Он для меня стал старшим товарищем, который помогал не только в спорте, но и в жизни. Помог поступить в институт. Помню, как он поддержал меня, когда я получил серьезную травму — разрыв крестообразных связок, как он нянчился со мной. Мне было очень приятно с ним выступать в одной связке, он был настоящим столпом обороны. Я ему очень благодарен. Вадим — человек очень преданный хоккею, играл почти до 40 лет, всегда по-настоящему болеет за казахстанский хоккей.

Экс-голкипер, проживает в Усть-Каменогорске, Виктор Набоков:
— Когда я пришел в команду, Вадим уже заканчивал свое выступление за «Торпедо». Для нас, молодых игроков, он стал эдаким дядькой, который всегда подскажет, всему научит. Очень хорошо играл в защите, обладал потрясающей силы броском, и самое важное: был «заводилой», никогда не сдавался. Мне как вратарю было очень спокойно, когда играл вместе с Вадимом, знал, что он как всегда сыграет надежно и без помарок. Вадим постоянно переживал за дело, искренне отдавался хоккею. Таких людей единицы, его надо ставить в пример другим.

Заслуженный тренер Казахской ССР, проживает в Новосибирске, Владимир Гольц:
— Как только Вадим пришел в команду, он сразу же стал её лидером. Он был душой коллектива, бойцом до мозга костей, никогда не трусил, очень порядочный человек. Болельщики ходили на него, а он ни разу не позволял быть равнодушным по отношению к ним.

Дословно

«Помню, когда в Усть-Каменогорске мы выходили на лед и вся до отказа забитая 8-тысчяная „коробка“ как один выкрикивала: „Хо!“, нас не надо было подгонять, нам как будто всаживали 33 укола».