Феномен Смирнова

Это и стало поводом для нашего с ним разговора. Беседа длилась почти полтора часа, и мы успели поговорить как о наиболее важных этапах спортивной карьеры нашего знаменитого земляка, так и о его взглядах на современный спорт, о том, что составляет смысл его жизни сегодня.

Первая Олимпиада

— Владимир Михайлович, а вы знаете, что у вас совсем скоро будут сразу три юбилея?
— Какие же?

— Ну, о том, что в начале марта у вас будет 45-летие, напоминать, наверное, не надо. А в феврале исполнится 20 лет вашей первой победе на чемпионате мира и 15 лет вашему олимпийскому «золоту», которое стало первым и пока единственным для Казахстана в зимних видах спорта.
— (Подумав). Все верно. В 1989-м на чемпионате мира в Лахти я завоевал свою первую золотую медаль. Мне приятно, что вы вспомнили важные даты в моей жизни — я сам как-то не думал об этом. Кстати, в феврале прошлого года, когда я летел в Алматы, мне позвонила бывшая литовская лыжница Вита Венцене, которая завоевала в 1988-м золотую медаль Олимпиады в Калгари. А я на тех Играх дважды стал серебряным призером. Так вот, она поздравила меня с 20-летием первой олимпийской медали. И для нее, и для меня это были первые олимпийские награды. Приятно, когда люди помнят такие вещи.

— Вспомните ту дебютную для вас Олимпиаду.
— Мне тогда было 24 года, и я представлял огромную страну, называвшуюся СССР, а также свой Казахстан и родной Щучинск, нашу Боровскую курортную зону. Выступать за сборную СССР было очень престижно, даже просто попасть в нее считалось большим достижением, потому что на всех международных соревнованиях хотя бы кто-то из команды почти гарантированно попадал в первую десятку, а очень часто — в призеры, потому что отбор был очень жесткий, между собой конкурировало много сильных спортсменов. За три недели до начала Олимпиады в Ленинграде (сейчас Санкт-Петербург) состоялся последний перед Играми этап Кубка мира, и там я впервые выиграл у Гунде Свана. Он тогда на хорошем ходу был. Я стал первым, Сван — вторым, Леша Прокуроров — третьим. Это было для нас как знак того, что мы правильно построили свою подготовку.

— В середине 1980-х швед Гунде Сван считался почти непобедимым. Когда вы впервые почувствовали, что можете выиграть у него?
— Я знал, что рано или поздно это произойдет. Да, Гунде был очень силен, и его главное преимущество заключалось в том, что он очень хорошо бегал коньковым ходом. Гунде освоил этот стиль ещё в 1982–83 годах и одним из первых стал применять его на международных соревнованиях. Благодаря этому он завоевал немало медалей, в том числе золотых, на Олимпиаде-1984 в Сараево, а затем и на чемпионате мира 1985 года в Зеефельде, где он все дистанции прошел коньковым ходом. А в 1986-м Международная федерация лыжного спорта приняла решение разделить классический и коньковый стили, и после этого я понял, что в ближайшее время смогу у него выиграть. Ведь и в годы соперничества с Гунде, и позже я был одним из лучших в классическом ходе. А что касается конькового стиля, то нам надо было очень много работать, чтобы бороться с ним на равных.

— Вернемся к Олимпиаде в Калгари. Сильно волновались перед стартом?
— Организаторы составили расписание таким образом, что вечером должна была состояться церемония открытия Игр, а уже на утро следующего дня — гонка на 30 километров. Я был заявлен на эту дистанцию, причем должен был стартовать в четвертой, сильнейшей, группе, поэтому на открытие Олимпиады не поехал — надо было психологически себя настроить, тактику обдумать. Хорошо помню, что спортсмены жили в бараках (были мужские и женские). Комнаты крохотные — примерно три метра в длину и два с половиной в ширину, слышно все, что делается у соседей. Разница во времени с Европой большая — примерно 8–9 часов: когда в Европе время дожиться спать, там только полдень, и если заснешь, то проснешься глубокой ночью (по их времени), после чего долго лежишь с открытыми глазами. А в таком случае предстартовое волнение только усиливается. Поэтому для нас было важно заснуть как можно позже, чтобы пробуждение наступило под утро — в четыре-пять часов. И в тот день я долго не ложился, дотянул до пол-одиннадцатого ночи. Выходил на улицу, чтобы не заснуть, и все это время думал.

— О чем?
— Предстояла первая в моей жизни олимпийская гонка. Раз тренеры заявили меня в группу сильнейших, значит, рассчитывали на медаль, в том числе и золотую. Конечно, можно было для себя решить: «будь что будет», но это не по мне — я всегда осознанно подходил к соревнованиям. Думал о том, как я построю тактику, как разомнусь, какие лыжи возьму, какая должна быть смазка, как начну гонку. Обо всем этом надо думать накануне, а непосредственно перед стартом уже поздно — там наступает нервозность, надо тестировать лыжи, оценивать текущую ситуацию.

Когда на Олимпиаде выстраиваешь тактику на предстоящую гонку, то как бы вживаешься в нее, начинаешь волноваться, заводиться, даже потеть, и это сжигает определенное количество энергии. И тут самое главное — не перегореть. Естественно, волнение у меня было, и даже когда я лег, долго не мог заснуть — все думал о том, как сложится завтра гонка.

— И тогда у вас была возможность завоевать золотую медаль…
— У меня были две возможности взять «золото». Первая — на дистанции 30 километров, когда я занял второе место, проиграв только своему лучшему другу Алексею Прокуророву, который трагически погиб в прошлом году. Вторая — в эстафете. Мы, Михаил Девятьяров, Владимир Сахнов, Алексей Прокуроров и я, бились со шведами до последнего, но нам не повезло: Девятьяров и Прокуроров на своих этапах упали, потеряли несколько секунд, и догнать соперников не удалось. Было очень обидно.

Долгожданное «золото»

— Следующую Олимпиаду, состоявшуюся в 1992 году, можно назвать для вас трагической?
— Я бы не стал так называть её. Эта Олимпиада была в своем роде особенной, потому что только-только развалился Союз, и мы в последний раз представляли ту огромную страну. С одной стороны, это вызывало сожаление, а с другой, перед нами открывались новые возможности. Мы ещё не знали, какие это будут возможности, что будет с каждым из нас, со спортом. Но лично меня эта неизведанность только подстегивала. Да, Олимпийские игры в Альбервиле не принесли мне медалей: моим самым высоким местом стало 8-е на дистанции 10 километров. Но я тогда окончательно осознал, что теперь все зависит только от меня самого.

— У каждого спортсмена есть свои козыри и слабые места. Что в этом плане вы могли бы сказать о себе?
— Я обычно очень сильно проходил начало и середину гонки. Ещё один мой «конек» — это прохождение подъемов, вне зависимости от того, начало это или конец дистанции. Дело в том, что я был лыжником силового плана, много тренировался, и бежать в горку для меня не было проблемой. Серьезные трудности появлялись тогда, когда наступала оттепель, и снег начинал подтаивать. Я ведь высокий, у меня масса большая, и на таком снегу я ничего не мог поделать, поэтому проигрывал более легким лыжникам.

— Следующая Олимпиада, которая состоялась в 1994-м на родине норвежских лыжников и на которой вы выступали уже не за СССР, а за Казахстан, стала для вас самой удачной…
— Для меня это был очень важный год. Я понимал, что Олимпиада в Лиллехаммере — одна из последних в моей спортивной карьере. К тому времени я не единожды становился чемпионом мира, выигрывал общий зачет Кубка мира, завоевывал медали на Олимпиадах. А вот олимпийского «золота» у меня ещё не было. И в Лиллехаммере мне предоставлялся, возможно, последний шанс завоевать эту заветную награду. Тем более что я находился в хорошей спортивной форме. Чтобы как-то снять психологическое напряжение, я взял с собой семью. Та Олимпиада действительно оказалась для меня удачной — одна золотая, две серебряные медали. Хотя после тех дистанций, на которых я стал вторым, мне думалось, что я не «серебро» выиграл, а «золото» проиграл, поскольку выходил на старт с одной-единственной целью — победить всех.

— Расскажите подробнее о том, как все было…
— Первая дистанция — 30 километров коньковым стилем. Уже с самого начала гонка у меня не заладилась — не угадал со смазкой. В тот день был сильный мороз, во время старта термометр показывал минус 26 градусов, и мне очень трудно было бежать, потому что не было четкого, сильного скольжения. Пройдя примерно пол-дистанции, я понял, что не смогу выиграть золотую медаль, поэтому решил поберечь силы перед оставшимися гонками. Следующей была дистанция 10 километров классическим стилем. К ней я уже подготовился лучше — с технической точки зрения: мы очень хорошо оттестировали лыжи, правильно подобрали мазь. Основная борьба за «золото» шла между мной и Бьорном Дэли, и он смог выиграть у меня, кажется, 12 секунд. Затем была гонка преследования на 15 километров коньковым ходом: я до самого финиша гнался за Бьорном, чтобы ликвидировать эту 12-секундную фору, но он сумел удержать лидерство. После этого в программе Олимпиады значилась эстафета, на которую я попросил меня не ставить — нужно было полностью сконцентрироваться на подготовке к заключительной дистанции 50 километров, тем более что предстояло бежать моим любимым классическим ходом. В мыслях было: «опять серебряная медаль, когда же будет золотая?». Но в то же время я знал, что если хорошо подготовлюсь к этой гонке, то стану, наконец, олимпийским чемпионом. В моем распоряжении оставались шесть дней, на которые я разработал специальный план питания. Также я самым тщательным образом отнесся к физическим нагрузкам в этот период, сделав их максимально щадящими, к подбору лыж и смазки. И все это позволило мне выйти на старт в полной готовности, с большой мотивацией и в итоге выиграть гонку.

— А что это было за питание?
— Шесть дней, которые были в моем распоряжении, я разделил на два этапа. Если коротко, то в первые четыре дня у меня была протеиновая диета, а в последние два дня я перешел на другую — без мясного, без рыбы, без яиц. В основном в рационе были картофель, макароны, хлеб, рис, которые подкреплялись энергетическими напитками. Этот диетический план порекомендовал мой шведский друг, который помогал мне как смазчик, а в прошлом сам хорошо выступал на длинных дистанциях, в 1979-м стал победителем лыжной марафонской гонки «Ваза Лоппет». Он расписал мне все буквально по часам, и предложенный им план оказался очень эффективным. После той Олимпиады я всегда использовал его перед гонками на длинные дистанции.

Спасибо Сундсвалю

— Следующий сезон стал для вас и вовсе триумфальным…
— Не знаю, подходит тут слово «триумф» или нет, но тот сезон действительно получился более чем успешным. Желание быть первым у меня оставалось и после Олимпиады в Лиллехаммере, и зиму 1994—1995 гг. я начал очень удачно. Выиграл больше этапов Кубка мира, чем мой основной соперник Дэли, поэтому на чемпионат мира в Тандер-Бэе (Канада) поехал как один из главных фаворитов. На том мировом первенстве я выиграл «золото» в трех индивидуальных гонках из четырех, а на четвертой стал бронзовым призером. Подобное в истории лыжного спорта удавалось немногим.

— Наконец, ваша последняя Олимпиада, состоявшаяся в 1998 году. Тогда вы завоевали одну медаль — бронзовую…
— Та награда имела для меня большую ценность, и если, скажем, когда в 1994-м я становился вторым и расценивал это как свое поражение, то «бронзу» 1998-го, я считаю, выиграл. Ведь в течение 12 лет, начиная с 1986-го, я был среди главных претендентов на медали всех международных соревнований, и уйти из спорта после столь длительной карьеры с олимпийской медалью было большим успехом. В нашем виде спорта, который называют «лошадиным», поскольку он требует огромных физических нагрузок, очень тяжело на протяжении стольких лет находиться на вершине. Готовясь к Олимпийским 1998 года, я знал, что они для меня станут последними. Конечно, очень хотелось взять «золото», но и «бронзе» был очень рад.

— Скажите, а почему вы выбрали местом жительства именно шведский Сундсвале?
— Это произошло совершенно случайно. После чемпионата мира 1991 года в Валь-ди-Фиемме, где я завоевал две медали — серебряную и бронзовую, меня и Елену Вяльбе пригласили на коммерческие соревнования в Швецию. Один из стартов был как раз в Сундсвале. После того, как соревнования закончились и надо было переезжать в другой город, мне в голову неожиданно пришла мысль переговорить с руководителем местного спортивного клуба, который и должен был отвезти нас к месту следующих стартов. Я спросил его: «Нельзя ли сделать так, чтобы спортклуб пригласил меня? Я бы жил и тренировался здесь в зимние месяцы, выступал бы на внутренних соревнованиях за клуб, а на международных — за свою страну». Он немного удивился и ответил: «Я знаю, такие контракты заключаются в футболе, хоккее, некоторых других видах спорта. Но в лыжных гонках я с подобным не сталкивался». Тем не менее, через два с половиной месяца я получил от него письменный ответ. Он сообщил, что на заседании клуба мой вопрос был рассмотрен, и там, в Сундсвале, готовы пригласить меня. После этого я занялся оформлением необходимых документов для выезда моей семьи.

— То есть если бы не случай, вы могли оказаться в другом городе
— Да, повторюсь, это была абсолютная случайность. Ведь мысль поговорить с директором клуба у меня зародилась буквально за 15–20 минут до выезда из гостиницы Сундсваля, а ещё накануне я даже не думал об этом. Бывают же моменты озарения — наверное, тогда со мной произошло примерно то же самое.

— А если бы вы делали осознанный и тщательный выбор, то на какой стране бы остановились?
— Мне сложно ответить на ваш вопрос, поскольку в Европе везде хорошие условия. Но думаю, что в любом случае эта была бы Скандинавия-либо Швеция, либо Норвегия, либо Финляндия. Почему? Да потому, что в этих странах очень богатая лыжная культура, а я связывал свой переезд, прежде всего, с тем, чтобы впитать в себя новую информацию, обогатиться в этом плане, получить возможность для профессионального самосовершенствования. То есть главным для меня было улучшение моих спортивных результатов, а не обеспечение себе сытой и спокойной жизни, что можно было найти и в каком-то другом месте Европы. Словом, речь могла идти только о какой-то из трех скандинавских стран.

— Сейчас, по прошествии многих лет, вы можете сказать, что тот случай как-то повлиял на вашу дальнейшую спортивную карьеру, например, на завоевание вами олимпийского «золота»?
— Повлиял напрямую. Вы же знаете, какой развал произошел у нас в начале 1990-х. И если бы тогда, в 1991 году, я не принял решение о переезде в Швецию, то, думаю, в Казахстане так и не появилось бы олимпийского чемпиона в зимних видах спорта.

— Даже так?
— Там, в Швеции, у меня появилась возможность спокойно тренироваться — были спонсоры, люди, которые финансировали мою подготовку. А если бы я остался здесь? В Казахстане в 1992–94 годах не было денег даже на то, чтобы отправлять лыжников на чемпионаты мира. Например, в 1993-м я на спонсорские деньги одел всю нашу национальную сборную и даже дорогу оплатил, чтобы она могла на чемпионат мира в Фалуне поехать. Поэтому я считаю, что если бы не тот переезд в Швецию, то вряд ли я смог бы стать олимпийским чемпионом.

Автор: Кайрат Токеш, Женис Байхожа
Источник: Новости Центральной Азии