«Хабиба знаешь, он ведь тоже с Казахстана?». Главный казахстанец в НХЛ дал откровенное интервью

Бывший хоккеист сборной Казахстана и астанинского «Барыса» Николай Антропов в подкасте Cam&Strick поделился воспоминаниями о своём детстве, игре в НХЛ и КХЛ, рассказал о Казахстане, передает Sports.kz со ссылкой на Championat.com.

— Расскажи о детстве в Казахстане?
— Я родился в СССР, когда мне было 12 лет, он распался на отдельные республики, и я оказался в Казахстане. В моём городе хоккей был спортом номер один, собственно, единственным видом спорта. Папа очень любил хоккей и записал меня в секцию, когда мне было пять лет. Я вырос, играя в любимую игру. И шаг за шагом через несколько лет оказался в НХЛ. В 18–19 лет, когда оказался в НХЛ, смотрел на это как на следующий шаг в карьере. Но сейчас, оглядываясь назад на свой путь, понимаю, что это просто чума.

— А родители чем занимались?
— К сожалению, родителей уже давно нет. Мама умерла, когда мне было шесть, папа — когда мне было 25. Маму я плохо помню, а с папой у нас всегда были хорошие отношения. Он работал на урановом заводе. У нас в городе был урановый завод, титановый, цинковый. Рабочий, индустриальный город. Папа вставал в пять утра и уходил на десятичасовую смену, я не видел его до 5–6 вечера. Бедными мы не были, но жили скромно. Ничего другого я и не знал, так что не жалуюсь.

— Расскажи об урановом заводе, там же, наверное, ужасные условия?
— Не знаю, чем конкретно он занимался, но он работал под землёй. Если подняться в горы метров на 100, город не видно из-за смога.

— Итак, твой папа весь день на работе, кто о тебе заботился?
— Бабушка. Дедушка умер вскоре после мамы, и мной занималась бабушка. Водила на тренировки после школы, завязывала мне шнурки. Ну и папа помогал, когда был свободен.

— Как ты стал хорошим хоккеистом? В сборной Казахстана ты был единственным игроком НХЛ.
— У нас была третья по силе хоккейная школа во всём СССР после ЦСКА и «Динамо» (Антропов начинал в усть-каменогорском «Торпедо». — Прим. «Чемпионата»). Когда в 1992 году Казахстан стал независимым, наступили тяжёлые времена. Все лучшие игроки и тренеры начали уезжать в Россию, там можно было заработать больше денег. Что делал, наслаждался хоккеем, делал то, что должен был. Скауты могли посмотреть на меня только на международном уровне, потому что в наш город из Москвы был только один рейс в неделю. Кажется, только один скаут доехал до меня.

— А потом ты поехал на юниорский чемпионат и зажёг там. С кем вы там играли?
— Вы о турнире, где я 20 очков за матч набрал? Помню его, да, но там особо нечем хвастаться. Сначала мы играли в чемпионате Азии и Океании с Японией, Китаем, Новой Зеландией, но это было очень затратно по логистике, так что ИИХФ поставила нас в низший дивизион чемпионата Европы. Команды там были слабые. Мы играли с Люксембургом, Исландией. Тот матч был как раз с Исландией, мы выиграли что-то вроде 63:0, этим всё сказано.

— Хоть какая-то конкуренция там была?
— В финале мы играли то ли с Нидерландами, то ли с Испанией, счёт был 8:1.

— В пяти матчах ты набрал там 54 очка, это правда? Видео есть с того турнира?
— Не думаю. И я не хотел, чтобы эта статистика была в интернете.

— Ты был лицом казахстанского хоккея. А Хабиба знаешь, он ведь тоже с Казахстана?
— Не, он из России. И Бората тоже не знаю, даже не спрашивайте о Борате.

— Какие ещё знаменитости есть из Казахстана?
— Боксёр Геннадий Головкин, у него была великолепная карьера.

— А сейчас в Казахстане есть богатые районы?
— В Казахстане много газа и нефти. Почти как в России, только в меньшем масштабе. После завершения карьеры в НХЛ я ещё два года отыграл в КХЛ за казахстанскую команду (Речь об астанинском «Барысе». — Прим. «Чемпионата»). Это новый город, как мини-Дубай, красивые здания и всё такое. Там есть несколько новых, современных городов, но большинство застряли в 1990-х.

— Потом ты оказался в Канаде. Ты же там раньше не был?
— В 15 лет мы ездили на турнир в Канаду, тогда я впервые оказался за границей. Смотрел там на всё, как баран на новые ворота. На здания, на то, на сё, у нас ничего такого не было в детстве. Было круто, а потом меня задрафтовал «Торонто», и ещё через год я туда переехал. Ощущения были — ни фига себе, что вообще происходит!

— Что стало самым большим шоком? Чистота, рестораны?
— Вообще всё — размер городов, люди, рестораны, машины. Это был шок, но в хорошем смысле, что люди могут так жить.

— А когда в США приехал, и там огромные пикапы, всё такое? У вас таких пикапов же нет?
— Нет, ничего такого не было ни в Казахстане, ни в России. Я пару лет играл в «Атланте», там и увидел, что все ездят на огромных пикапах. Там другая жизнь, не такая, как в Канаде или на юге США. Но это был мой 11-й год в лиге, так что я уже со всем был знаком.

— Почему решил стать гражданином Канады?
— Мы пустили тут корни, тут хорошо жить, для детей всё есть. Все мои дети родились в Торонто, у нас тут друзья. Не было причин что-то менять, в 2007 году получили гражданство. С паспортом Казахстана везде нужна виза, с паспортом Канады легче путешествовать. Рад, что мы это сделали. Я могу называть Канаду своим домом.

— Много времени это заняло?
— Должно было занять 6–8 месяцев, заявления спортсменов обычно рассматривают в особом порядке, быстрее. Но потом случилось 11 сентября, и в итоге всё затянулось на три-четыре года.

— Как воспринял 11 сентября? Ты молодой парень, и тут такое, вся страна закрывается, Канада тоже. Мы все были в шоке.
— Не мог поверить. Это был первый день тренировочного лагеря, проснулся, выпил кофе, включил телевизор и вижу в новостях, как горит Всемирный торговый центр. Я подумал, что это кино, не обратил внимания. Пошёл на арену, а там все прилипли к телевизору. Тогда я ещё не говорил по-английски, первые три с половиной года я английского вообще не знал и не понимал, что происходит. Увидел, что ребята все смотрят телевизор, думаю, что случилось-то? Дошло только тогда, когда увидел, как второй самолёт врезается во вторую башню. Мы как раз должны были вылетать в Ньюфаундленд, но весь мир закрылся. Безумие.

— Каково было приехать в КХЛ после НХЛ?
— Я там вырос, знал, что ожидать. Там и североамериканцы выступают, я с несколькими играл — Доусом, Даллманом, Бойдом, Боченски. У них поначалу был культурный шок, но потом они привыкли, и к ним там очень хорошо относились. Если их спросить, никто ничего плохого не скажет.

Тогда там ещё играли на больших площадках, так что хоккей был другим, не таким быстрым, как я привык. Лига прогрессирует, сейчас идёт уже 15-й сезон, там всё хорошо. Все летают чартерами, кормят хорошо, об игроках хорошо заботятся. Есть, конечно, пару команд, которые задерживают зарплату, но у меня в КХЛ был отличный опыт.

— Легче русскому уехать играть в Северную Америку или канадцу уехать играть в КХЛ?
— Думаю, одинаково. Русские приезжают сюда без знания английского. В школе я на английский забивал, не знал, что потом окажусь в Канаде. С североамериканцами в КХЛ то же самое, так что главная сложность — язык. Если хоть чуть-чуть можешь разговаривать, общаться, то адаптация проходит легче.

Мне повезло, что в «Торонто» было много русских. В какой-то момент аж семь человек. С одной стороны, хорошо, с другой — плохо. Плохо, потому что в первые три года я не учил английский. Но ребята помогали, переводили. На четвёртый год все разбежались по разным командам, и пришлось привыкать. Не хочется ведь одному сидеть и молчать на ужинах и всё такое.

— Кто взял тебя под крыло?
— Когда русские были в команде, то Игорь Королёв. Он играл в «Торонто», стал крёстным моего старшего сына, заботился обо мне, мы были очень близки. Когда всех русских обменяли, я уже понимал по-английски, но говорил с трудом. Белак был отличным парнем, невероятным товарищем по команде. Тай Доми, Матс Сундин, я со всеми общался.

— Игорь Королёв погиб в авиакатастрофе «Локомотива», для тебя это, наверное, был ужас.
— Очень тяжёлый день. Опять был первый день тренировочного лагеря в «Виннипеге», ехал на арену и увидел новости, что самолёт разбился. Не поверил, потом начали называть имена погибших. Позвонил его жене, гибель Игоря на тот момент ещё не подтвердили, я надеялся, что он выжил. Потом объявили, что все погибли. Тяжёлый день, полное опустошение. «Виннипег» меня отпустил на похороны. Я сам за «Локомотив» играл в локаут, знал всех в команде — массажистов, врачей, тренеров.

— Опиши перелёты в КХЛ, они же очень длинные.
— Да, с востока страны до Москвы семь-восемь часовых поясов разницы. Летишь, на полпути останавливаешься для дозаправки. Казахстан на юге от России, где-то посередине, так что у нас всё было не так плохо, мы летали максимум шесть часов на восток и пять часов на запад. Но перелёты долгие, да.

— Как ты английский выучил?
— В первый год «Торонто» предоставил мне учителя, но вы же знаете расписание НХЛ, времени у меня на уроки не было. Учил язык в раздевалке.

— Итак, ты в НХЛ, в центре внимания, зарабатываешь большие деньги, можешь купить себе всё что угодно. На что тратился — одежда, машины?
— Я же рос без излишеств, у нас было достаточно денег на жизнь, но не более. Так что, когда начал зарабатывать миллионы, всегда был осмотрителен в тратах. Спорткары — мимо, я уже в 15 лет был под два метра, всё равно бы в них не влез. Приятно, что можешь себе всё позволить, но с деньгами надо обращаться по-умному.

— А жену где встретил, в Торонто?
— Нет, мы из одного города, вместе с 16 лет. Она боец, через многое со мной прошла.

— Так она к тебе поехала в Торонто?
— Это классная история. Когда СССР распался, тренеры стали уезжать за лучшей жизнью в Россию и забирали с собой часть игроков. Мне было лет 15, и мы играли финал в России. Несколько тренеров обратились к моему тренеру, хотели забрать меня к себе. Одним из клубов был ЦСКА. Я загорелся, очень хотел поехать. Можете представить, что для 15-летнего значит играть за команду Красной Армии. Но папа сказал, что я никуда не поеду, пока целый год не отыграю у нас в основе.

Я был взбешён, потому что многие ребята из моей команды уехали в Россию. Но никто там, кстати, не пробился. В общем, в 16 лет в конце сезона я сыграл восемь матчей в основе, в 17 лет провёл там целый сезон. Потом был драфт, и «Торонто» предложил на выбор либо ехать в ОХЛ, либо в аренду в «Динамо». В 18 лет переехал в Москву, отыграл там сезон.

От «Торонто» ничего не было слышно, в России сборы начинаются уже в июле, так что я подписал новый контракт в Москве. За три недели до начала сезона мы были на турнире в Швеции. После четвертьфинала едем в отель, и мне звонит мой русский агент. Говорит: «Сегодня в полночь подходи к чёрному ходу, там тебя будет ждать машина. Поедешь на арену, соберёшь вещи, и в шесть утра у тебя рейс в Торонто». Я такой — ёлы-палы, что происходит? Я только снял квартиру в Москве, там моя девушка, с собой у меня только трусы, носки и костюм «Динамо». В общем, я никому ничего не сказал, прокрался через задний ход, там меня ждал шведский скаут «Торонто». Мы поехали на арену, я собрал вещи, и в шесть утра сидел в самолёте в Торонто.

— Нервничал, сердце стучало?
— Да, думал, что вообще происходит? Со мной «Торонто» вообще ни разу не связывался, я думал, что никуда не еду, подписал новый контракт. А через два дня был на сборах «Лифс». Безумие!

— А если бы тебя поймали?
— Без понятия. Но в тюрьму бы меня не отправили, ничего такого. Мне уже было 19, никому ничего не должен.

— У кого-то ещё были похожие истории? Ты же с Могильным играл, который реально совершил побег.
— Он убегал ещё при «железном занавесе». Если бы его поймали, то, наверное, посадили бы в тюрьму. Он совершил дерзкий поступок. Я уезжал в 2000-м, всё уже было иначе.

— Ты с русскими игроками общаешься? Что они говорят, как вообще там сейчас в России, какие настроения? С Овечкиным новости недавно были, что его не хотят пускать в Канаду. Щепетильная ситуация, как ты на неё смотришь?
— Рад, что у меня паспорт Казахстана. Я не люблю об этом говорить. Что бы ты ни сказал, кому-то это не понравится, так что лучше вообще не говорить.

— Негласное правило — не спрашивать об этом. Я ни разу не спрашивал Тарасенко или Бучневича.
— Что-то скажешь, и это обернётся против тебя.

— В «Торонто» чувствовал давление, тебя же выбрали в первом раунде?
— До 13–14 лет вообще не знал об НХЛ. Моей целью было попасть в русскую Суперлигу. Мой клуб перевели в низший дивизион, потому что мы были из Казахстана. Так что я хотел попасть в Суперлигу, теперь это КХЛ.

Я ничего не знал об НХЛ, об агентах, зачем вообще они нужны. В 16–17 лет перед драфтом мне стали звонить агенты. Причём звонили ночью из-за разницы во времени. Папе вставать в пять, у нас однокомнатная квартира, телефон разрывается, агенты звонили каждую ночь. Говорили друг о друге — с тем не сотрудничай, он тупой. В общем, в итоге я выбрал агента, и однажды он сказал, что через две недели мы едем на драфт. А я даже не знаю, что такое драфт. Он не поверил, потом объяснил, что там выбирают игроков в НХЛ. Я сказал — ну ладно, как скажешь. Агент сказал взять с собой костюм, а у меня и костюма-то нет!

В общем, прилетел в Торонто, агент купил мне костюм, и мы поехали в Баффало на драфт. Сижу там, полный стадион, вообще не врубаюсь, что происходит. Первым номером был Лекавалье, передо мной выбрали девять игроков, я хотя бы разобрался, что должен делать. Но не ожидал, что меня выберут десятым, я даже не знал, что такое первый, второй раунд. Агент рассказал, что меня, наверное, возьмут в начале второго раунда. И вот называют моё имя под десятым номером. По крайней мере, я уже знал, что надо выйти на сцену, поприветствовать фанатов, надеть джерси. Такие воспоминания о драфте, я вообще был без понятия, что это такое.

Поехал в Москву, отыграл там год, потом уехал в «Торонто». Теперь-то я уже знаю, что первый раунд — это огромное давление, особенно в «Торонто», хоккейной Мекке, где ты под микроскопом. Но первые три года я не знал, что обо мне говорят и пишут, поэтому, видимо, и продержался в «Торонто» девять лет.

В первые два года у меня было две травмы, мне чинили «кресты» на обоих коленях. Это сейчас я знаю, что тогда писали, что зря меня взяли на драфте. Знал бы тогда, наверняка бы чувствовал давление.

— Тебя критиковали?
— Да, 100%. Болельщики радовались, если меня не ставили в состав. Потом ввели буллиты, и я молился, чтобы тренер не ставил меня на них. Однажды он назвал моё имя. Выхожу на лёд, и 19 тысяч зрителей меня освистывают.

— Скажи, что ты забил?
— Кажется, нет. Выхожу на лёд, начинается свист, и я такой — что вообще происходит? Огромное давление. Потом, если в основное время была ничья, начинался овертайм, я забирался в дальний конец скамейки и прикрывал спину, только чтобы тренер меня не заметил и не вызвал.

— Ты приехал за океан, а тут все хитуют, дерутся. Ты тогда думал, куда вообще попал?
— Да нет, мне нравилась силовая игра. Но в первый год на сборах я офигел. Тогда на сборах было по 60 с лишним человек, несколько тафгаев. И на первой же двусторонке, в первой смене два парня устроили драку. Вот тогда был шок, да, я не понимал, что они делают.

Потом была ещё драка, кто-то меня схватил, врезал по лицу, рассёк бровь. Я думал — ты чего, мы же тут в хоккей играем! После той двусторонки мне надо было фотографироваться на американскую визу. Так и сфотографировался с «фонарём» под глазом.

— Один раз тебя дисквалифицировали за бросок клюшки в арбитра. Что там было на самом деле?
— Мы играли в Каролине. Тогда как раз правила изменили, до этого можно было цеплять соперников, никто не свистел, а сейчас даже тронуть чужую клюшку нельзя. В общем, мне дали удаление за удар по клюшке. Мы проиграли в овертайме, потом был следующий матч там же. Опять овертайм, и снова происходит то же самое. Я пытался подбить клюшку, судья свистнул удаление, соперник забил, а мы тогда бились за плей-офф. Я вышел из себя, сломал клюшку бросил обломки за спину. И случайно попал в судью.

— Ты в «Атланте» получил большой контракт. С большими деньгами появились новые хобби?
— Я с детства люблю рыбалку, но тогда не мог позволить себе удочку. На сборах мы проводили несколько недель у озера, я ходил на него и просто смотрел, как другие рыбачат. Здесь уже купил лодку, у меня есть домик на озере, провожу там время летом. Сейчас пробую гольф, пару месяцев назад купил себе комплект клюшек.

— А ты был в «Виннипеге», когда Бафлин выбросил вещи Кейна в душ?
— Нет, я тогда уже уехал. Но Кейна я застал, мы даже в одном звене играли. Ему было 18 лет, он приехал из Западной лиги, стал зарабатывать большие деньги. Он был из другого теста, поэтому и вляпывался в эти истории. В то время он никого не слушал. Я уже был ветераном, пытался помогать молодым, но ему никто был не указ. Сейчас он изменился, вырос.

— А Доми?
— Жаль, что я первые годы не знал языка, так бы побольше со всеми ребятами пообщался. Но когда выучил язык, понял, что он был рок-звездой в Торонто. Забавная история, канадские клубы проводят своё мастер-шоу, как на Матче звёзд. Это было в мой третий год, мы с Доми участвовали в конкурсе на самый сильный бросок.

Полный стадион, Торонто. И один из ветеранов мне говорит — подрежь его клюшки, чтобы при броске они ломались. Я такой — да легко! Я всегда любил шутки. И он бросает один раз, второй, третий — шесть клюшек сломались пополам! 19 тысяч зрителей ржут, Доми это, конечно, не понравилось.

На следующий день была тренировка, после неё я ещё минут 30 оставался на льду, работал над броском. Прихожу в раздевалку, а моих вещей нет. На улице февраль, всё пропало — пуховик, ботинки. В итоге мне подсказали проверить джакузи. Все мои вещи там плавали, часа три их сушил.

Николай Антропов назвал недостаток паспорта Казахстана